Дядюшка Эйнар (отрывок)

В тот день, необычно тёплый для начала ноября в Иллинойсе, хорошенькая юная Брунилла Вексли, судя по всему, отправилась доить затерявшуюся корову. Во всяком случае, она держала в одной руке серебряный подойник и, пробираясь сквозь чащу, остроумно убеждала невидимую беглянку идти домой, пока вымя не лопнуло от молока. Тот факт, что корова, скорее всего, сама придёт, как только её соски соскучатся по пальцам доярки, Бруниллу Вексли нисколько не занимал. Ей, Брунилле, лишь бы по лесу бродить, пух с цветочков сдувать да травинки жевать; этим она и была занята, когда набрела на дядюшку Эйнара. 
Он крепко спал возле куста и походил на самого обыкновенного человека под зелёным пологом. 
– О! – взволнованно воскликнула Брунилла. – Мужчина. В плащ-палатке.
Дядюшка Эйнар проснулся. Палатка раскрылась за его спиной, точно большой зелёный веер. 
– О! – воскликнула Брунилла, коровий следопыт. – Мужчина с крыльями! 
Вот как она реагировала. Разумеется, она оторопела, но Брунилла ещё ни от кого в жизни не видела обиды, а потому никого не боялась, и ведь так интересно было встретить крылатого мужчину, ей это даже польстило. Она заговорила. Через час они уже были старыми друзьями, через два часа она совершенно забыла про его крылья. И он незаметно для себя всё выложил, как очутился в этом лесу.
– Я уж и то приметила, что у вас вид какой-то пришибленный, – сказала она. – Правое крыло совсем скверно выглядит. Давайте-ка лучше я вас отведу к себе домой и подлечу его. Всё равно с таким крылом вам до Европы не долететь. Да и кому охота в такое время жить в Европе? 
Он сказал: спасибо, но нельзя… неудобно как-то.
– Ничего, я живу одна, – настаивала Брунилла. – Сами видите, какая я дурнушка.
Он пылко возразил.
– Вы добрый, – сказала она. – Но я дурнушка, зачем обманывать себя. Родные померли, оставили мне ферму, ферма большая, а я одна, и до Меллинтауна далеко, не с кем даже словечком перемолвиться. 
Он спросил, неужели она его не боится.
– Скажите лучше: радуюсь, восхищаюсь… – ответила Брунилла. – Можно? 
И она с лёгкой завистью погладила широкие зелёные перепонки, прикрывавшие его плечи. Он вздрогнул от прикосновения и прикусил язык.
– Словом, что тут говорить: пойдёмте на ферму, там есть лекарства и притирания и… Ой! Какой ожог через всё лицо, ниже глаз! Счастье, что вы не ослепли, – сказала она. – Как же это случилось? 
– Понимаете… – начал он, и они очутились на ферме, не заметив даже, что целую милю прошли, не сводя глаз друг с друга. 
Прошёл день, за ним другой, и он простился с ней у порога, пора и честь знать, от души поблагодарил за примочки, заботу, кров. Смеркалось – шесть часов вечера, – а ему до пяти утра надо успеть пересечь целый океан и материк. 
– Спасибо, всего хорошего, – сказал он, взмахнул крыльями в сумеречном воздухе и врезался в клён.
– О! – вскричала она и бросилась к бесчувственному телу. 
Придя в себя час спустя, дядюшка Эйнар уже знал, что ему больше никогда не летать в темноте. Его тончайшая ночная восприимчивость исчезла; крылатая телепатия, которая предупреждала, когда на пути вырастала башня, гора, дерево, дом, безошибочное ясновидение и чувствительность, которые вели его сквозь лабиринт лесов, скал, облаков, – всё бесповоротно выжег этот удар по лицу, голубое, жгучее электрическое шипение… 
– Как?.. – тихо простонал он. – Как я вернусь в Европу? Если полечу днём, меня заметят и – жалкий анекдот! – могут сбить! А то ещё в зоопарк поместят, страшно подумать! Брунилла, скажи, как мне быть? 
– О, – прошептала она, глядя на свои руки, – что-нибудь придумаем…
Они поженились. 
На свадьбу явилось всё его племя. Они летели с могучей, шуршащей и шелестящей осенней лавиной кленовых, дубовых, вязовых и платановых листьев, сыпались вниз с ливнем каштанов, словно зимние яблоки глухо гукали оземь, мчались с ветром, с проникающим всюду дыханием уходящего лета. Обряд? Он был краток, как жизнь чёрной свечи, что зажгли и задули, и только вьётся в воздухе тонкий дымок. Но ни краткость обряда, ни странная его необычность, ни загадочный смысл не были замечены Бруниллой, она всем существом слушала тихий рокот крыльев дядюшки Эйнара, далёкий прибой, который подвёл итог таинству. Что же до дядюшки Эйнара, то рана, перечеркнувшая его лицо, почти зажила, и, стоя под руку с Бруниллой, он чувствовал, как Европа тает, исчезает и теряется вдали.

Рэй Брэдбери
Версия для печати

Комментарии

Комментариев нет
Добавить комментарий
Ваше имя*:
Комментарий*:
Введите буквы с картинки*: CAPTCHA
 

Возврат к списку